Великий мудрый гражданин,
Так мыслить мог лишь ты один...
Концепция дарвинизма об эволюции органического мира не могла удовлетворить авторов единой науки. Для ее создания требовалось знание законов развития живой природы. К. Маркс в подготовительных работах к "Капиталу", относящихся к 1863 году, отметил: "Естествознание образует основу всякого знания".
Эта основа была ему необходима для создания науки о человеческом обществе. В основу же дарвиновской теории эволюции положен "случай", а не закон. Опираясь на такую неопределенную "случайную" основу, можно предвидеть только хаос, а не гармоничное развитие в соответствии с естественными законами. Если бы этих законов не существовало, то мы жили бы в совершенно неупорядоченном и абсолютно непредсказуемом мире. По этой причине после первых восторженных откликов о теории Дарвина, на которые постоянно ссылаются дарвинисты, Ф. Энгельс детально анализирует эволюционные идеи, положенные в основу дарвинизма. Он обстоятельно изучает естествознание того времени и в течение десяти лет (1875-1895 г.г.), пишет ряд статей, которые незадолго до своей смерти сгруппировал в связки, и по названию третьей из них "Диалектика природы" - получила название вся книга.
Этот труд - одно из главных произведений Ф. Энгельса. В нем дано диалектико-материалистическое обобщение важнейших достижений естественных наук середины XIX века, осуществлено дальнейшее развитие материалистической диалектики и подвергнуты критике метафизические и идеалистические концепции в естествознании. В этом плане "Диалектика природы" для каждого, кто занимается биологией, может стать серьезным подспорьем в анализе и выводах по развитию естественных наук.
Многие из выводов, сделанных в то время, не потеряли своего значения и в наши дни. Серьезность анализа и обстоятельность выводов сомнений не вызывают. Но в то же время вызывает сожаление то, что эти выводы в развитии биологии не заняли достаточного места.
Причина такого упущения связана, видимо, с тем, что о "Диалектике природы" мир узнал с большим опозданием, когда дарвинизм, как показалось многим, стал на прочный молекулярный фундамент, и все практические замечания, сделанные Энгельсом в его адрес, уже не имели большого смысла, так как их стали считать устаревшими. И, тем не менее, о них забывать не следует, хотя бы потому, что каждое современное открытие в молекулярной биологии, особенно высших организмов, заставляет неодарвинистов искусственно находить им объяснение, а не предсказывать их, как это делалось, например, с помощью Периодического закона, открытого Д. И. Менделеевым.
Этот пример показывает, что естественные законы, правильно используемые в практике, помогают развивать науку и способствуют познанию окружающего мира, а применение искусственных "законов" ведет к хаосу, неразберихе и застою в науке.
Это отражается не только на теоретических выкладках, в данном случае, речь идет об эволюционном учении, но и оказывает дезорганизующее влияние на весь ход развития природы и общества. И если раньше мы могли позволить себе не задумываться над тем, что будет с человеческой цивилизацией в будущем, так как особо острых ситуаций еще не было, и мы могли дискуссировать, спорить, принимать и отвергать личные точки зрения, не очень задумываясь о том, чего же мы хотим, то теперь у нас этого времени нет. Зато у нас есть четко сформулированная и прочувствованная, можно сказать, каждым жителем планеты цель, суть которой заключается в том, чтобы уберечь планету от гибели и спасти человеческую цивилизацию. Без знания законов эволюции сделать это невозможно.
По этой причине и ради такого большого дела стоит еще раз вернуться к Энгельсу и обратить внимание на те критические замечания, высказанные им в адрес эволюционной теории Дарвина. Это необходимо сделать еще и потому, что, не разобравшись в тонкостях эволюционного процесса, невозможно целенаправленно строить и развивать человеческое общество во взаимосвязи с окружающей средой. А именно от этого зависит будущее не только человеческой цивилизации, но и будущее всей жизни на Земле
В первой главе уже отмечалась та положительная оценка, которую дали теории Дарвина. Эта оценка выражается, прежде всего, в закреплении понятия развития природы, развития всего живого на Земле.
Дарвинизм окончательно закрепил материалистическое представление на формирование жизни планеты и навсегда покончил с метафизическими взглядами. Но, будучи в окружении еще живущего и действующего идеализма, дарвинизм не остался полностью огражденным от его влияния Отдельные элементы этих взглядов проникли в эволюционную теорию и продолжают оказывать на нее влияние и по сей день, дезорганизуя эволюционное учение, а соответственно, и социальную жизнь человеческого сообщества.
Это выражается, прежде всего, в дарвиновской концепции "случайности" Свести все многообразие жизни к "слепому случаю", это значит вообще уклониться от изучения причинно-следственных явлений в развитии жизни на Земле.
"Все изменения случайны. Дело случая играет определяющую роль в эволюционном процессе. Как только возникает случайное уклонение, полезное виду в данных условиях среды, оно сразу же попадает под контроль естественного отбора и дает особи преимущество в выживании"... Ч. Дарвин.
Ф. Энгельс, рассматривая вопрос случайности и необходимости, отмечает: "То, что можно подвести под законы, что следовательно знают, то интересно, а то, чего нельзя подвести под законы, чего следовательно не знают, то безразлично, тем можно пренебречь. Но при такой точке зрения прекращается всякая наука, ибо наука должна исследовать как раз то, чего мы не знаем. Это значит: что можно подвести под всеобщие законы, то считается необходимым, а чего нельзя подвести, то считается случайным.
Легко видеть то, что это такого сорта наука, которая выдает за естественное то, что она может объяснить, и приписывает сверхъестественным причинам то, что для нас необъяснимо. При этом для существа самого дела совершенно безразлично, назову ли я причину необъяснимых явлений случаем или богом. Оба эти названия являются лишь выражением моего незнания и поэтому не относятся к ведению науки.
Наука прекращается там, где теряет силу необходимая связь. Накопленный за это время материал о случайностях раздавил и сломил старое представление о необходимости" Ф. Энгельс "Диалектика природы", стр. 187.
Из этого анализа видно, что причинные связи - самое слабое место в дарвинизме. Именно здесь и закрался идеализм, в общем-то, в материалистическую теорию. На это неоднократно указывали критики дарвинизма, об этом знал и сам Дарвин. Доказательством является его признание прямого воздействия физических условий на организмы.
Далее Ф. Энгельс продолжает: "Дарвин в своем, составившем эпоху, произведении исходит из самой широкой, покоящейся на случайности, фактической основы. Именно бесконечные случайные различия индивидов внутри отдельных видов, различия, которые могут усиливаться до выхода за пределы видового признака и у которых даже ближайшие их причины могут быть установлены лишь в самых редких случаях, именно они заставляют его подвергнуть сомнению прежнюю основу редкой закономерности в биологии - понятие вида в его прежней метафизической окостенелости и неизменности.
Но без понятия вида вся наука превращается в ничто. Все ее отрасли нуждались в понятии вида в качестве основы: чем были бы без понятия вида анатомия человека и сравнительная анатомия, эмбриология, зоология, палеонтология, ботаника и т. д.? Все результаты этих наук были не только поставлены под сомнения, но и прямо таки упразднены. Случайность опрокидывает существовавшее до сих пор понимание необходимости. Прежнее представление о необходимости отказывается служить". "Диалектика природы", стр. 189.
И дело не только в прежнем понимании и представлении о необходимости. Дарвинизм своей "случайностью" фактически объявляет хаотическое царство случая единственным законом живой природы. Даже сложно себе представить, как бы шло ее развитие по таким "случайным законам".
Выводы, сделанные Энгельсом на этот счет, заслуживают того, чтобы с ними считаться, так как именно здесь решается судьба эволюции, и не только теоретически, и не только для животного и растительного мира, но и практически, и для самого человека, для его будущего.
Все зависит от того, будем ли мы сидеть, сложа руки, и ждать "случая", который нам принесет удачу (нужную мутацию, выраженную в очень ценной мысли, или в появлении талантливого индивида, который все перевернет вверх тормашками и этим самым наметит дальнейший прогресс всего живого на Земле) или лучше сознательно взять под контроль свою трудовую деятельность, а соответственно и дальнейшее развитие как социального, так и биологического в человеке, и этим самым создать гармонически развивающееся общество. Поэтому вопрос о "случайном" и "необходимом" приобретает принципиальное значение.
Что над чем будет доминировать в будущем, от того будет зависеть и будущее планеты. Пока доминировало "случайное" над "необходимым", человечество породило массу проблем, которые накапливаются и подводят его к пропасти. К счастью иной раз к людям приходят ценные мысли, говорящие о том, что они должны кое-что делать уже сейчас и не ждать того случая, который сам устранит неприятные для них явления.
О том, как человечество подошло к "случайному", мы уже знаем, а как подойти к "необходимому" - по этому вопросу еще нужно вести разговор.
Все это еще впереди, а пока продолжим анализировать дарвинизм с точки зрения "Диалектики природы" Ф. Энгельса. "Случайность - это первый шаг в дарвиновской теории. Но как говорят "кто сделал первый шаг, должен сделать и второй", потому что любое случайное или причинно - обусловленное изменение никакой роли для эволюции играть не будет, если оно не будет передано в последующее поколение. Значит, без наследственности, без знания ее законов здесь не обойтись.
Как изменчивость, так и наследственность для Дарвина были крепким орешком. Законы наследования признаков, открытые Г. Менделем в 1865 году, по одним данным не были известны Дарвину, по другим данным известны были, но остались непонятными.
Не будем вникать в эти детали, но отметим тот факт, что в эволюционную теорию Дарвина они не вошли. Следовательно, и вторая движущая сила эволюции - наследственность, или наследование признаков, осталась Дарвином не раскрытой.
Но о том, как представлял наследственность Дарвин, умалчивать не следует, потому что вторая движущая сила эволюции в эволюционном процессе имеет не меньшее значение, чем первая, так как полученное изменение, только тогда будет иметь значение для эволюции, если оно за креплено наследственностью и, соответственно передается в последующие поколения.
Под наследственностью Дарвин понимал общее свойство всех организмов сохранять и передавать особенности строения и функции организма от предков к потомству. С точки зрения дарвинизма, свойством передачи особенностей строения и функций обладают все организмы.
Это общее их свойство. Но сам Дарвин считал, что не все полученные изменения способны наследоваться. В этом плане он различал две формы изменчивости: наследственную и ненаследственную.
Для эволюционного процесса имеет значение только наследственная изменчивость, так как эти изменения наследуются и могут вносить, в соответствии со значимостью изменения, вклад в эволюционный процесс. Ненаследственная изменчивость роли в эволюционном процессе не играет, так как эти изменения не наследуются вообще. В данном случае в природе проведена некая незримая граница. Но как различить, где наследственные, а где не наследственные изменения?
Единая гармонично развивающаяся природа искусственно разделяется по совершенно "случайным" умозаключениям. Фактор случая не обошел и этот, исключительной важности, вопрос эволюционной теории.
В настоящее время наследственную изменчивость принято считать мутационной, а ненаследственную - модификационной. Где граница между ними? Кто может точно сказать, что это мутация, а это модификация?
Все это лишний раз указывает нам на то, что элементы искусственности не оставили дарвинизм и в наши дни.
В то же время у Дарвина мы находим: "Как только возникает случайное уклонение, полезное виду в данных условиях среды, оно сразу же попадает под контроль естественного отбора и дает особи преимущество в выживании, по сравнению с теми, какие им не обладают. Особь будет иметь больше шансов на сохранение и размножение своего рода. Это и будет материал для эволюции...".
Все здесь было бы ясно, если не считаться с логикой. А логика такова, что случайное уклонение, возникшее в данных условиях среды, может по наследству и не передаваться. И только потому, что оно виду в данных условиях не полезно. Но природа целей не знает. У нее все делается не "для того, чтобы", а просто "потому, что". Ре поступки определяются не будущим, не целями, а прошлыми причинами. И дарвиновское толкование наследования признаков является чистейшим ламаркизмом, который нам говорит о том, что под действием внешней среды организмы приобретают только полезные в данных условиях признаки.
Разница в толковании заключается в том, что Ламарк имеет в виду материальный фактор среды, а Дарвин идеалистическую "случайность". Результат, как видим, одинаковый.
Таким образом, и в вопросе наследования признаков, какие и почему наследуются, а какие и почему не наследуются, вразумительного представления у дарвинизма нет. И на вопрос, как подразделять изменения на мутации и модификации, до сих пор ясного ответа тоже пет. Если применить и здесь термин "случайности", то, выражаясь словами Энгельса, признать то, что "является выражением моего незнания".
По теории Дарвина "случайная" изменчивость только поставляет материал для эволюционного процесса, наследственность его закрепляет, но для того, чтобы выжить, счастливцам нужно пройти строжайший отбор, выраженный в борьбе за существование. Откуда Дарвин взял термин "Борьба за существование"?
Будучи наблюдательным, он видел, что организмы изменяются, чтобы приспособиться к изменчивым условиям среды. Но как это у них получается?
Ответ пришел неожиданно. На глаза попалась книга "Очерк о народонаселении" Томаса Мальтуса. Оказывается, общество живет постоянной борьбой всех против всех. В результате, лишь немногие благоденствуют. Об эволюции Мальтус не писал, но этого и не требовалось. Дарвин уже все додумал сам.
Вывод последовал сразу Суть его следующая: "Численность всякого вида имеет тенденцию неограниченно возрастать, но фактически ограничивается возможностью среды прокормить данное число индивидуумов. Это и приводит в действие механизм приспособления к требованиям среды". Оказывается, среда имеет значение, но не в том. Чтобы оказывать влияние на организмы и таким образом изменять их, а только отбирать то, что соответствует. Корм достается лучшим вариантам, а их поставляет "случайная" изменчивость.
Так социальное было перенесено на биологическое.
Наше отношение к мальтузианству общеизвестно. Это учение реакционно, безнравственно и бесчеловечно. Если принять хотя бы часть того, что оно проповедует, и возвести эти идеи в ранг государственной политики, то это будет специально организованный социальный кошмар, в основу которого лягут "Законы джунглей". Многие согласятся с тем, что абсурдно применять такие законы для человеческого общества, а вот для мира животных и растений они подойдут. Ведь для того, чтобы выжить, организмы поедают друг друга. Значит, выживают наиболее сильные, наиболее приспособленные. Между ними идет борьба как внутри вида, так и между видами.
В этой борьбе растения ведут себя более мирно, но зато им больше всего и достается. Кто ими только не питается? И, тем не менее, биомасса растительных организмов в десятки раз превышает биомассу животных, которые для питания используют только 10-20 процентов ежегодного прироста растений. Значит, дело не в лучших вариантах, которые выживают в борьбе с течи, кого изменчивость обделила.
Растительной пищи может хватить и на большее количество индивидуумов, но если вид вымирает, то, как правило, не из-за конкуренции родственных видов, а вследствие неспособности адаптироваться к измененным условиям окружающей среды. И каждый вид это делает по-своему, так же, как и полководец на войне. Один побеждает противника ценой огромных потерь, а другой - благодаря искусной стратегии и хорошо поставленной разведке.
Так и виды в природе. Одни берут числом своего потомства, нисколько не заботясь о нем, а другие обеспечивают ему эмбриональную и постэмбриональную защиту.
По этому вопросу, в разделе "Биология", стр. 269, Энгельс отмечает: "Прежде всего, необходимо строго ограничить ее борьбой, происходящей от перенаселения в мире растений и животных, - борьбой, действительно имеющей место на известных ступенях развития растительного царства и на низших ступенях развития животного царства.
Но необходимо строго отграничивать от этого те условия, при которых виды изменяются - старые вымирают, а их место занимают новые, более развитые - без наличия такого перенаселения: например, при переселении растений и животных в новые места, где новые климатические, почвенные и прочие условия вызывают изменения. Если здесь приспособляющиеся индивиды выживают и, благодаря все возрастающему приспособлению, преобразуются далее в новый вид, между тем как другие, более стабильные индивиды погибают и, в конце концов, вымирают вместе с несовершенными промежуточными формами, то это может происходить - и фактически происходит - без всякого мальтузианства; а если даже допустить, что последнее и играет здесь какую-нибудь роль, то оно ничего не изменяет в процессе и может, самое большее, только ускорить его. То же самое при постепенном изменении географических, климатических и прочих условий в какой-нибудь данной честности (высыхание Центральной Азии, например). При этом безразлично, давит ли здесь друг на друга или не давит животное или растительное население: вызванный изменением географических и прочих условий процесс развития организмов происходит и в том, и в другом случае. То же самое при половом отборе, где мальтузианство также не играет совершенно никакой роли".
И далее Энгельс продолжает, что ошибка Дарвина заключается именно в том, что он в своем "естественном отборе, или выживании наиболее приспособленных", смешивает две совершенно различные вещи:
1) Отбор под давлением перенаселения, где наисильнейшие быть может и выживают в первую очередь, но могут оказаться вместе с тем и наислабейшими в некоторых отношениях.
2) Отбор, благодаря большей способности приспособления к изменившимся обстоятельствам, где выживающие индивиды лучше приспособлены к этим обстоятельствам, но где это приспособление может быть в целом, как прогрессом, так и регрессом (например, приспособление к паразитической жизни всегда регресс).
Главное тут то, что каждый прогресс в органическом развитии является вместе с тем и регрессом, ибо он закрепляет одностороннее развитие и исключает возможность развития во многих других направлениях.
Но это основной закон... До Дарвина его теперешние сторонники подчеркивали как раз гармоническое сотрудничество в органической природе, указывая на то, как растения доставляют животным пищу и кисло род, а животные доставляют растениям удобрения, аммиак и углекислоту. Но лишь только было признано учение Дарвина, как эти самые люди стали повсюду видеть только борьбу.
Обе эти концепции правомерны в известных узких границах, но обе одинаково односторонни и ограничены. Взаимодействие мертвых тел природы включает гармонию и коллизию; взаимодействие живых существ включает сознательное и бессознательное сотрудничество, а также сознательную и бессознательную борьбу. Следовательно, уже в области природы нельзя провозглашать только одностороннюю "борьбу". Но совершенное ребячество - стремиться подвести все богатое многообразие исторического развития и его усложнения под тощую и одностороннюю формулу: "борьба за существование". Это значит - ничего не сказать, или и того меньше.
Все учение Дарвина о борьбе за существование является просто-напросто перенесением из общества в область живой природы учения буржуазных экономистов о конкуренции, а так же мальтусовской теории народонаселения. Проделав этот фокус, безусловная правомерность которого - в особенности что касается мальтусовского учения - еще очень спорна, очень легко потом опять перенести эти учения из истории природы обратно в историю общества, и весьма наивно было бы утверждать, будто тем самым эти утверждения доказаны в качестве вечных естественных законов общества" Ф. Энгельс, "Диалектика природы" стр. 270.
В критике эволюционного матьтузианства у Ф. Энгельса с поразительной силой проявилась научная дальновидность. Заглядывая вперед, он предвидел, что найдутся подобные "Фокусники" и принесут мальтузианство, но уже из истории природы обратно в историю общества и выдадут эту манипуляцию за вечные естественные законы общества. Не прошло и сотни лет после этих высказываний, а мы уже знаем немало примеров, когда делались попытки перенести эволюционное учение Дарвина на человеческое общество. И если не по всем его положениям, то по отдельным концепциям в полной мере.
Например, отбор по расовым признакам, борьба за жизненное пространство, выживание наиболее приспособленных. "Каждому свое", - начерчено на воротах фашистского концлагеря. Все эти деяния античеловеческие, лишенные гуманизма и человечности, они не могут служить образцом для нашего будущего.
Но найдутся и такие, которые могут возразить. Дарвинизм, мол, совершенно не претендует на объяснение, а тем более на организацию развития человеческого общества, что это учение направлено на то, чтобы понять процесс развития растительного и животного мира.
Да, это так! Но это и еще одна слабая сторона дарвинизма. Человек, наряду с тем, что он является существом социальным, он еще существо и биологическое. И стал он социальным благодаря более совершенным биологическим структурам. Следовательно, человечеству нужна теория, способная не только объяснить эволюционный процесс в природе, но и уметь направить социальное развитие общества таким образом, чтобы более совершенные социальные отношения совершенствовали биологические структуры, а более совершенные биологические структуры совершенствовали бы социальные отношения, чтобы на этой основе создавалась единая наука о человеке, о которой говорил К. Маркс. Достаточно ли для реализации этой идеи дарвиновской теории естественного отбора?
Ф. Энгельс в письме к П. Л. Лаврову (1875 г.) обобщил свое отношение к дарвинизму. Он писал: "В учении Дарвина я принимаю теорию развития, дарвиновский же способ доказательства (борьба за существование, естественный отбор) считаю всего лишь первым, временным, несовершенным выражением только что открытого факта". К. Маркс, Ф. Энгельс М., 1958 г., Соч. т. 31, стр. 133.
Да и сам Дарвин в заключительной главе "Происхождение видов" начал сомневаться в том, не переоценил ли он роль отбора в ущерб прямому влиянию условий среды. В итоге мы получили далеко несовершенную теорию без четкого представления, с чего начинается эволюция, как она идет и можно ли ей управлять.
Прошло более ста лет, и современные неодарвинисты, когда обращаются к эволюционной теории, говорят, что имеют в виду не этот исходный вариант теории, который был предложен Дарвином, а модифицированный и расширенный дарвинизм, который сложился в 30-40 годах XX века.
Суть этой модификации, известной сначала под название "неодарвинизм", а позже - "синтетической теории эволюции", раскрыта в предыдущей главе. Остается только отметить, что и синтетическая теория в эволюционном процессе придерживается тех же концепций, что и дарвинизм. И это несмотря на то, что она включила в себя классический дарвинизм, генетику, экологию, и достижения других биологических наук. С точки зрения этой теории эволюция осуществляется путем естественною отбора наследуемых изменений, случайно возникших в каждом поколении. Те изменения, которые делают их носителей более приспособленными к окружающей среде, умножаются, а вредные погибают.
"Кровавая роль среды" остается в силе. Это и есть то "лобное место", где скрестили шпаги ламаркисты и дарвинисты. Их взгляды разошлись и, прежде всего, по вопросу влияния окружающей среды на организмы. И пока решение вопроса не будет найдено, - не будет мира между сторонниками двух теорий и не будет создана единая наука о человеке.